Пётр Киле - Солнце любви [Киноновеллы. Сборник]

ЭЛСИ. Да, можно подумать, что он предчувствовал свою судьбу.

УИЛЛ. Мужественность, обреченная на неудачи и гибель?

ФЛОРИО. Таков удел героев.

ЭЛСИ. Нашему герою не везло с детства, с ранней смерти его отца.

УИЛЛ. Что такое?

ЭЛСИ. Говорили, лорд Эссекс был отравлен, а вдова его тотчас вышла замуж за Лейстера...

УИЛЛ. Любимца королевы, который устраивал празднества в честь ее величества в Кенилуорте? Там я ребенком видел королеву, прекрасную в самом деле, как царица фей. Как! Граф Эссекс играл роль датского принца Гамлета у трона?

ЭЛСИ. Лейстер уж как хотел жениться на королеве, чтобы воссесть на троне. Но если Лейстер, не король, всего лишь фаворит королевы, в кого был влюблен, то только в мать Эссекса.

УИЛЛ. И отравил лорда Эссекса, чтобы жениться на его вдове?

ЭЛСИ. Они обвенчались тайно от королевы, и та, узнав, была в гневе.

УИЛЛ. Во всяком случае, юный граф Эссекс был ею замечен, что предопределило его судьбу. Сама королева заступила место его матери и довела до гроба? Каково!

ЭЛСИ (отходя в сторону). Нельзя ли было сделать лучше - разом, чтобы острее чувствовала я боль, вся корчилась, в беспамятство впадая?

Флорио и Шекспир переглянулись.

ЭЛСИ. Зачем она мне сердце разрубила, одной лишь половинке жизнь оставив?

Он жив, он жив! Поет душаИ замирает не дыша,Как тот без головы почив...

Не ладно с рифмой, да, Уилл? Лучше я вам спою из вашей комедии “Как вам это понравится”.

Под свежею листвоюКто рад лежать со мною,Кто с птичьим хором в ладСлить звонко песни рад, -К нам просим, к нам просим, к нам просим.               В лесной тени               Враги одни -      Зима, ненастье, осень.

УИЛЛ (подавая реплику из пьесы). Еще, еще, прошу тебя, еще!

ЭЛСИ. Эта песня наведет на вас меланхолию, мье Жак!

УИЛЛ. Это в точности слова из пьесы.

ФЛОРИО. Графиня не в себе.

ЭЛСИ (рассмеявшись). Не бойтесь. Чтобы не плакать, я пою. Это лучше, чем кричать. Веселье кончилось. Теперь нас всех ожидает пост. Мы все сделаемся пуританами и пуританками, чтобы нас заживо не сожгли на костре. Теперь не будет песен, только слезы. И слез не будет, их иссушит зной, иль прорастут, как изморозь зимой... С рифмой опять не ладно, Уилл? Мы к вашим услугам. Садитесь посредине. Это говорит второй паж.

УИЛЛ. Как нам начинать? - это говорит первый паж. - Сразу? Не откашливаться, не отплевываться, не жаловаться, что мы охрипли?.. Без обычных предисловий о скверных голосах?

ЭЛСИ. Конечно, конечно, и будем петь на один голос - как два цыгана на одной лошади.

УИЛЛ. Хорошо, Элси. Я постараюсь.

Поют Элси и Уилл, в двери заглядывает прислуга с испуганными глазами.

    Влюбленный с милою своей -    Гей-го, гей-го, гей-нонино! -    Среди цветущих шли полей.

Весной, весной, милой брачной порой,Всюду птичек звон, динь-дон, динь-дон...Любит весну, кто влюблен!

    Во ржи, что так была густа, -    Гей-го, гей-го, гей-нонино! -    Легла прелестная чета.

Весной, весной...

ФЛОРИО. Сладкозвучное горло, вот вам слово рыцаря!

ЭЛСИ. Это реплика из другой комедии, сударь.

На ее глазах после, казалось, самой беззаботной веселости, показались слезы.

ФЛОРИО. Из какой же?

ЭЛСИ. Вы сами знаете, из какой. Из очень веселой комедии, в которой поют очень грустные песенки, «Двенадцатая ночь, или что  угодно». (Уходя в сторону.)

Где ты, милый мой, блуждаешь,Что ты друга не встречаешь         И не вторишь песне в лад?Брось напрасные скитанья,Все пути ведут к свиданью, -        Это знает стар и млад.

Элси исчезает за шелковым ковром, нависающим у стены, как занавес, продолжая петь:

Нам любовь на миг дается.Тот, кто весел, пусть смеется:         Счастье тает, словно снег.Можно ль будущее взвесить?Ну, целуй - и раз, и десять:         Мы ведь молоды не век.

Элси возвращается, точно опомнившись, чтобы попрощаться с гостями.

ЭЛСИ. Виола - это я, Уилл? А кто герцог, ясно без слов. Только я думаю, в Иллирии нет тюрем. Вы слышали, многие не верят, голову Эссекса взяла у палача королева. Вот уж не думала, что она ведьма.

Уайтхолл. Королева Елизавета входит в комнату, жестом приглашая следовать за нею посла Генриха IV герцога Бирона, того самого, именем которого воспользовался Шекспир в комедии «Бесплодные усилия любви». Его-то мы видим в роли Бирона.

ЕЛИЗАВЕТА. Коли мы заговорили о человеке, которого и вы знали в его лучшие годы, я не могу перебороть в себе искушения показать его вам.

БИРОН. Ваше величество, мы говорили о графе Эссексе, который был обезглавлен...

ЕЛИЗАВЕТА. Да, о нем. Удивительное дело. У нас есть пьеса, в которой обыгрывается история о посещении французской принцессой двора Генриха Наваррского, так вот в ней присутствуете и вы под собственным именем Бирона. Это комедия Шекспира; она была сыграна впервые на свадьбе графа Эссекса. Ваше имя хорошо известно в Англии.

Между тем Елизавета вынула из шкафчика череп и с насмешливой улыбкой показала его Бирону.

БИРОН (вздрагивая). Графа Эссекса?

ЕЛИЗАВЕТА. Увы! Вся моя веселость улетучилась, как весенний сон.

Берег Темзы, как в сельской местности, с видами Лондона и окрестных далей в летний день...Шекспир и граф Пэмброк, встретившись после представления, прогуливаются в стороне от публики как на земле, так и проезжающей на лодках.

УИЛЛ. Интерес к истории Гамлета, возможно, из-за судьбы графа Эссекса, возбудился настолько, что старая пьеса была не только сыграна, но и издана под заглавием «Книга, озаглавленная Мщение Гамлета, принца Датского, как она была недавно играна труппою лорда-камергера».

УИЛЛИ. Она у меня есть.

УИЛЛ. Это не моя пьеса. За нее, как за «датскую пьесу», получил у нас 20 шиллингов Четл.

УИЛЛИ. Как! Тот самый Четл обошел вас?

УИЛЛ. Сэр Джон Фальстаф ради таких денег способен еще не на такие подвиги. Но кто кого обошел? Во всяком случае, Четл со своей неуклюжей, как его повадки толстяка, ретушевкой подвиг меня на решительную переработку старой пьесы, с полным обновлением текста.

УИЛЛИ. Это как с «Ромео и Джульетта»?

УИЛЛ. Да. Только Гамлет у меня не юноша, не студент лет 19, ему 30 лет, зрелый муж, которому давно пора взойти на трон...

УИЛЛИ. Зачем же это вам понадобилось?

УИЛЛ. Несчастья юноши лишь трогают, а мне уже не до шуток. Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою веселость и привычку к занятьям. Мне так не по себе, что этот цветник мироздания, земля, кажется мне бесплодною скалою, а этот необъятный шатер воздуха с неприступно вознесшейся твердью, этот, видите ли, царственный свод, выложенный золотою искрой, на мой взгляд - просто-напросто скопленье вонючих и вредных паров.

УИЛЛИ (рассмеявшись). Да, паров чумы.

УИЛЛ. Какое чудо природы человек! Как благороден разумом! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззреньях как близок к богу! Краса вселенной! Венец всего живущего! (С горькой усмешкой.) А что мне эта квинтэссенция праха?

УИЛЛИ. Ах, что с вами?

УИЛЛ. Я же сказал. Впрочем, это Гамлет говорит о перемене в его умонастроении. Как поживаешь, мой друг? Я слышал, вам пришлось провести месяц в тюрьме Флит. Хорошо еще, не в Тауэре.

УИЛЛИ. Я понимаю смысл вашего замечания. Но разве вы обрадовались бы, если бы я женился на Мэри Фиттон?

УИЛЛ. И да, и нет. Как она? Я слышал, после рождения сына она была больна.

Шекспир остановился у развилки дороги с намерением раскланяться.

УИЛЛИ. Кажется, все хорошо.

Граф Пэмброк раскланивается с легким сердцем.

УИЛЛ (оставшись один). Любовь - недуг. Так думал я. Когда же она беспредельна, это поэзия, солнце любви!

Мы видим Мэри Фиттон в юности в Тичфилде и при дворе в кругу королевы, придворных дам и вельмож и снова ее в юности и слышим голос Шекспира:

Ни собственный мой страх, ни вещий взорМиров, что о грядущем грезят сонно,Не знают, до каких дана мне порЛюбовь, чья смерть казалась предрешенной.

Свое затмение смертная лунаПережила назло пророкам лживым.Надежда вновь на трон возведена,И долгий мир сулит расцвет оливам.

Разлукой смерть не угрожает нам.Пусть я умру, но я в стихах воскресну.Слепая смерть грозит лишь племенам,Еще не просветленным, бессловесным.

В моих стихах и ты переживешьВенцы тиранов и гербы вельмож.{107}

Исследователи, путаясь, пытаются этот сонет связать с болезнью королевы или с заговором графа Эссекса, когда здесь совершенно ясно поэт обращается к Мэри Фиттон, обещая ей бессмертие в его стихах, вступаясь за нее против произвола королевы и графа Пэмброка.